Total users: 111 Всего: 111 Новых за месяц: 0 Новых за неделю: 0 Новых вчера: 0 Новых сегодня: 0 Из них: Пользователей 74 Проверенных: 4 Модераторов: 2 Админов: 1 Из них: Парней: 68 Девушек: 33
Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И
калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится,
дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим
облегчить мои неимоверные страдания.
Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась
какая-то особенная больница, где мне не все понравилось.
Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг
он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3-х до 4-х».
Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда
прочел это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь,
может быть, еле теплится в моем организме, может быть, она на волоске висит - и
вдруг приходится читать такие слова.
Я сказал мужчине, который меня записывал:
- Что вы, говорю, товарищ фельдшер, такие пошлые надписи
вывешиваете? Все-таки, говорю, больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или как там его, - лекпом, удивился, что я ему так
сказал, и говорит:
- Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не
идет от жара, а тоже, говорит, наводит на все самокритику. Если, говорит, вы
поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех
до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была
высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
- Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне
ответишь за свое нахальство. Разве, говорю, можно больным такие речи слушать?
Это, говорю, морально подкашивает их силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется,
и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
- Пойдемте, говорит, больной, на обмывочный пункт.
Но от этих слов меня тоже передернуло.
- Лучше бы, - говорю, - называли не обмывочный пункт, а ванна.
Это, говорю, красивей и возвышает больного. И я, говорю, не лошадь, чтоб меня
обмывать.
Медсестра говорит:
- Даром что больной, а тоже, говорит, замечает всякие тонкости.
Наверно, говорит, вы не выздоровеете, что во все нос суете.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться.
И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже
торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит,
наверно, из больных.
Я говорю сестре:
- Куда же вы меня, собаки, привели - в дамскую ванну? Тут, говорю,
уже кто-то купается.
Сестра говорит:
- Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте
внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы
раздевайтесь без смущения. А тем временем ты старуху из ванны вынем и набуровим
вам свежей воды.
Я говорю:
- Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне,
говорю, определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
- Я, - говорит, - первый раз вижу такого привередливого больного.
И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается,
и то он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и
она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком
случае, ваш вид не задержит ее в этом мире лишних пять минут. Нет, говорит, я
больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По
крайней мере тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в
научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подает голос:
- Вынимайте, говорит, меня из воды, или, говорит, я сама сейчас
выйду и всех тут вас распатроню.
Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться.
И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и
велели мне туда сесть.
И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались
во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему
росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект
не по мерке, но потом я увидел, что у них это - нормальное явление. У них
маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие - в
маленьких.
И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе
больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других
больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально
унижало человеческое достоинство.
Но поскольку у меня температура все больше повышалась, то я и не
стал об этих предметах спорить.
А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного
сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот,
поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по
палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем.
Я говорю сестрице:
- Может быть я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и
скажите. Я, говорю, каждый год в больницах лежу и никогда ничего подобного не
видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.
Та говорит:
- Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и
приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял?
Я поднял крик, чтоб пришел главный врач, но вместо него вдруг
пришел этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я
окончательно потерял свое сознание.
Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три.
Сестричка говорит мне:
- Ну, говорит, у вас прямо двужильный организм. Вы, говорит,
скрозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого
окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, говорит, если вы не
заразитесь от своих соседних больных, то, говорит, вас можно будет
чистосердечно поздравить с выздоровлением.
Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я
единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием - коклюшем.
Сестричка говорит:
- Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас
детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором
ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.
В общем, вскоре организм взял свое, и я снова стал поправляться.
Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова
захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на коже
пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: «Перестаньте нервничать, и это
у вас со временем пройдет».
А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они
забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришел и нельзя было отметить.
То, наконец, у них началось движение жен больных, и весь персонал с ног сбился.
Фельдшер говорит:
- У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных
выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете
тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и
то они терпят.
Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой.
Супруга говорит:
- Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в
загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: «По
получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа».
Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за
ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то
другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и
только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало
неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с
кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете,
и не пошел.